![]() ретивые поцелуи и запахи души. ![]() А Мин Юнги очень хотелось снова пахнуть цветущей вишней и дурманным яблочным вином, которое хорошо бы выпить немного теплым, согретым солнечными лучами, вечером на пустующей веранде, наблюдая за солнцем - оранжевым блюдцем, апельсином, - которое растворялось за линией горизонта. Но этот запах утащил за собой Хосок в конце прошлого лета. Даже не просто утащил, думает Юнги, а нагло украл, проглотил, спрятал, укрыл от посторонних. Скоро июнь. Юнги мечтает о том, что запах тяжелых лекарственных веществ и больницы выветрится из его души, которая снова наполнится ароматами цветущих по весне деревьев при помощи ретивых поцелуев в губы Хосока, душа которого пахла свежестью и легкостью альпийских трав и снежных вершин. Мин Юнги болел глупыми улыбками Чон Хосока и его заразительным смехом, от которого его воротило, но он всегда почему-то заливался смехом в ответ. Для того, чтобы любить, не нужны причины. Не нужно искать поводы, предлоги и доводы, чтобы испытывать такие чувства к кому-либо и за что-либо. Не нужно это основание никому. Как и для простуды - ты знаешь, чем болен, но не всегда можешь точно сказать, из-за чего у тебя саднит горло и температура под 39. Поэтому, Юнги болел любовью к Чону, точнее болела его душа, из-за которой слабину давало тело. Все его нутро изнывало от дикой боли, температурило под 40 градусов по Цельсию, как бывает при воспалении легких или при гриппе, заходилось, задыхаясь, в приступах сухого и болючего кашля, не знало, что и делать с саднящими болями в горле, которые словно разрывали на миллионы мелких кусочков. Он простыл в конце августа в прошлом году, когда Чон Хосок сказал, что ему нужно возвращаться домой, к родным, к друзьям, к нудным парам и наискучнейшей реальности. Чон не обещал звонить, не говорил, что будет писать или отправлять хотя бы скупые и простые весточки, всё ли с ним хорошо, скучает ли он по их летним теплым поцелуям. Юнги тоже ничего не обещал, но все равно ждал, что тот не выдержит первым, потому что Мин не умел ничего делать первым, если это касалось общения или отношений: ни завязывать разговоры, ни подходить, ни знакомиться, и еще миллионных этих отвратительных "ни". Он мог только курить горькие сигареты, пить таблетки с сосновым привкусом зверобоя и горячий кофе без сахара, который, кстати, уже остыл. Хосок говорил, что ненавидит сигареты, а Юнги курил, как паровоз, дымил и захламлял и без того прокуренные легкие. А потом они целовались под теплым летним дождем. Медленно, мокро, с горчащим привкусом ментоловых сигарет, когда весь мир для Чона пах мокрым асфальтом, тугим запахом осевшей и промокшей пыли, сигаретами старшего, кофейней неподалеку и цветущими яблонями, вишнями и сливами от Мина. Они целовались грубо и властно, заполняя расстояние между собой этими страстными поцелуями, а младший сцеловывал ненавистный запах сигарет с потрескавшихся губ Юнги, потому что ему это нравилось. Сносило крышу и сумасшедше дурманило. Поэтому лето Хосока пахло этими ретивыми поцелуями, а лето Мина - Альпами и свежей жвачкой со вкусом сладкой мяты. Говорят, что музыка может напоминать нам о времени, когда мы её заслушивали, о людях, которые тогда были рядом и имели хоть малейшее отношение к этой песне, поэтому Юнги чувствовал, что простывает ещё сильнее, когда слушает записи на телефоне со знакомым высоким и своеобразным голосом с сатури Кванджу. Это как при гриппе стоять босяком на балконе или сквозняке. Но что делать, если саундтрек его лета - это голос Чон Хосока? Что делать, если он скучает и нуждается в нем? Что делать, если его простуда простудилась? Мин Юнги где-то читал, что люди излечиваются от своих болезней, когда сбегают от своего окружения, к темным морям, бездонным и бескрайним океанам, темные волны которых с силой, шуршанием и неким градиентом звука разбиваются об обтесанные скалы, облизывая гальку и песок на побережье, где пахнет свободой и дюнами, где ты чувствуешь себя свободной чайкой в полете. Он помнит эти истории из каких-то заметок и статей в интернете, хоть и видел всего лишь раз, а в память врезалось так, словно он заучивал этот текст наизусть, или сам был крикливой чайкой, пролетавшей над самой водой. И, вспоминая эти отрывки, ему кажется, что нужно бежать из этого Тэгу в тихую французскую деревушку у подножия Альп, вдыхая своими прокуренными легкими запах гор и цветущих лугов, выветривая из своей души медикаментозные ароматы, заполняя её теплым яблочным вином темно-янтарного цвета и наконец-то сладкими запахами зацветших яблонь, вишен и слив после его долгой зимы. Мин бы быстро научился забавно картавить и гнусавить французские слова, льющиеся красным терпким вином с выдержкой, а ещё делал бы самые вкусные и изысканные в мире сыры. Просто дайте сбежать ему в Альпы. Но Юнги никуда не сбегает. Так что же делать с простуженной простудой, если даже от гомеопатии толку нету?.. |
@темы: photoshop, руки из одного места, BTS, творчество, мое, фанфикшен, Jung HoSeok (J-Hope), Min YoonGi (Suga)
Меня размазало по полу, как растаявший рожок мороженого по асфальту.
И коллаж еще масла в огонь подливает. Можно я пропишу тебе зеленым табуретом по голове? С любовью, чинча.
И пусть Юнги не болеет. Хосок вылечит. \додумал\
помнишь же, как мы придумывали, что Юнги сбежит вместо Альп в закрытый андеграундный клуб, а там к нему вернется запах цветущих деревьев с Альпийских лугов и яблочного вина, потому что его губы снова столкнуться с ретивыми Хосоковскими. *.*
Мин Юнги не знает, что делать со своею простудой, которую не лечат ни антидепрессанты, ни зверобой, ни еще какие-нибудь антибиотики для души, поэтому он просто вдыхает в себя теплый майский воздух и прошмыгивает в закрытый маленький и тесный клуб, в который пускают только избранных. На улице стоит конец весны, отцветают последние деревья, в то время, как у Юнги весна в душе так и не началась, так и не зацвели его яблони. Солнце садится все позже и позже, оттягивая себе все больше и больше с каждым днем минут у ночи. А в майском воздухе витает много теплой и сладкой свободы, на которую, на самом деле, Мину наплевать.
И в противовес этой приятной майской погоде в помещении клуба душно, накурено и очень шумно. Уши не сразу привыкают к громким басам и пьяным крикам толпы внизу. Юнги проходит вглубь, мимо бара, где пару знакомых кивают ему и кричат вслед: "Йааа! Юнги-я! Сколько лет, сколько зим!". Мин улыбается немного колко, потому что по-другому просто не выходит, и идёт дальше. Углубляется внутрь и растворяется в своих воспоминаниях о том лете, о поцелуях, о беглых рассказах и глупых Хосоковских шутках. Он это прокручивает в голове с полуприкрытыми глазами, что на мгновение ему кажется, будто бы он снова чувствует знакомый альпийских запах, такой родной, настолько близкий, ощутимый и реальный, что Мин Юнги кажется, будто бы он спит, проваливается в свою собственную дрему. Он чувствует касание холодных пальцев к запястью: "- У тебя всегда холодные руки? - У людей с холодными руками горячее сердце!" - вдохает в себя мир, ставя его с ног на голову, и выдыхает обратно в форме лишь одной простой фразы: «Я болею». А на губах снова застыл свежий вкус жвачки со сладкой мятой.
Чон Хосок целуется так же ретиво, как и тем прошлогодним летом под теплым июльским дождем, когда они растворялись в этих каплях и асфальтной пыле. Он немного робок, что придает поцелую немного такой запредельной скучающей нежности, будто бы этим касанием губ Хосок извиняется за месяцы разлуки, за свое молчание и, как бы невзначай, признается в своих чувствах к Юнги.
А Мин мысленно вычеркивает вопрос, внезапно всплывший в его голове: "можно простить уход, но как простить возвращение?" - потому что он нуждался в этом возвращении, ему не нужны больше ни Альпы, ни сыры, ни яблони, когда есть Хосок, который признается ему поцелуями.
- Я тоже болею, хён. Болезнь передается через поцелуи,..хён.
Спасибо т_т