Пейринг: Хосок/Тэхён, Чимин (BTS)
Рейтинг: G
Жанр: фэнтези, романтика, мифические существа
Размер: примерно 2 000 слов
Предупреждение: сказка
Краткое содержание: Молодой моряк Хосок отправляется на остров Буян в поисках неизведанного, а встречается с грустной песней птицы Сирин. V – это птица. Галочка в небе. Чернильная клякса в сердце.
Примечание автора: Возможны ошибки в изложении славянской мифологии. Все это фантазия автора, основанная на небольших знаниях в этой области, но большой любви к ней.
Сложно сказать, сколько времени прошло с той истории, ведь рассказ не заканчивается пока у него есть свои слушатели. Может быть, это произошло тысячи лет тому назад, может быть сотни, а может быть и такое, что сама эта история стара как мир. В любом случае, было это ещё в стародавние времена, когда люди сосуществовали в мире с загадочными для сегодняшнего человека существами – тут вам и лешие на пнях сидят да путников заговаривают, и водяные в болото своё зазывают. Люди боялись и уважали этих созданий, а сама нечисть только подтрунивала над своими мирскими соседями, да и то не со зла, как можно подумать.
Жил-был в тридесятом царстве некотором государстве добрый молодец Чон Хосок. Был красавцем моряком, любил на мир посмотреть своими открытыми и любопытными глазами, а мир в ответ всегда встречал его во всех уголках с распростертыми объятиями. И на том краю ему рады будут и в другом, а всё потому, что любил он жизнь, а когда любишь, так весь мир, как и избушка на курьих ножках, - поворачивается к тебе передом, двери свои для тебя распахивает, да печку растапливает.
Отправился как-то моряк Хосок на остров Буян, овеянный зачарованной атмосферой волшебства да нечестии с дьявольщиной, что уживаются в миру с простыми людьми. Хотел воочию увидеть этот необычный союз и на всех этих нелюдей посмотреть, авось станет исследователем и книгу напишет «О волшебных тварях с Буянового острова». Прибыл моряк пред самым закатом, как небо стало понемногу темнеть с востока, а ближе к кромке, куда стремилось уставшее за день июньское солнце, отливало розовыми и фиолетовыми цветами. Хосок привязал свою лодку к колу около берега и шагнул на землю, поросшую сорной травой и васильками. Где-то в этих зарослях овсяницы звучала трель насекомых - стрекотали кузнечики и сверчки, жужжали шмели.
Молодец остановился в трактире, находящийся на рыночной площади, в самом сердце острова, чтобы максимально насладиться поездкой, вслушиваясь поутру в шум и гам горожан, спешащих по своим делам. Он отказался от ужина и направился сразу же в свою комнату, чтобы скорее погрузиться в царство Сна, предвкушая насыщенность следующего дня.
Вот и сидел уже следующим предрассветным утром Хосок в лодке своей и глядел на горизонт, любовался солнцем да его красками, играющими огнями на редких облаках. Во влажном туманном воздухе витал легкий аромат луговых трав и цветов, запах росы на вереске и бруснике. В густом тумане низин стрекотали кузнечики да шелестели волны, разбивающиеся об берег. Чон чувствовал в воздухе свободу и спокойствие, вдыхая их и наполняя ими свои легкие, как вдруг с соседнего берега доносился чудесный волшебный голос, дурманящий разум моряка. Низкий, бархатистый, растекающийся внутри, словно мёд – сладкий, дурманящий и успокаивающий. Невозможно было перестать наслаждаться этим пением. Хосок не разбирал слов, да даже не вслушивался в эту заговорческую песню. От этого наваждения отвлекал небольшой венок из васильков, прутьев ивы и синей ленты, бившийся со всплеском об нос лодки. Но этот чарующий низкий голос снова обволакивал Хосока. И только, кажется, бьющийся об борт венок не позволял молодцу полностью потерять голову и выдать свое присутствие. Песнь была печальнее самого мира, что сердце молодца будто бы обволакивала тёмная пустота, обвивая его сознание своими вязкими ветвями-руками.
Он не помнит, сколько прошло времени зачарованного слушания, а когда очнулся, солнце высилось к полудню, и туман совсем развеялся. О сне напоминал только васильковый венок, прибившийся к лодке.
Такое утро выбило моряка полностью из колеи – из головы не выходил этот чарующий печальный голос. Жители острова Буяна подтрунивали над Чоном, что он только приехал, а уже пришёлся по душе волшебной птице Сирин, что заманивает путников своим волшебным пением о чудесных мирах и обрекает их на гибель.
- Конечно, Хосок-и, - звонко хихикая, говорил Чимин, сын владельцев таверны, в которой остановился моряк, - ты такой красный и добрый молодец, как тебя и не заманить?
Чимин был младше Хосока на пару лет, но если старший успел повидать полмира, то младший был его полной противоположностью – он даже не стремился к тому, чтобы покинуть родной остров и родителей, чтобы хотя бы просто посмотреть на то, как живут другие. Он целыми днями помогал по хозяйству и был таким домашним и простым парнем, которого определенно хочется иметь у себя в друзьях.
- Да это невозможно! Никто же меня не заманивал и разума я не лишился. Вот сижу рядом с тобой и пью прекрасную травяную настойку, приготовленную твоей матушкой.
- Ну а кто знает, может у этих птиц колдовство постепенное? Иначе, зачем ты с собой утащил этот венок? – Чимин кивнул на венок из васильков с синей лентой, висящий на спинке стула. – Ты хоть знаешь, что васильки в венке означают любовь?
- Ну, нет! Это было просто совпадение.
И на следующую ночь Хосок, словно зачарованный, вместо того, чтобы смотреть сны, идёт к берегу, около которого к его лодке прибился васильковый венок, чтобы на сон свой посмотреть наяву, да может наконец-то увидеть обладателя дурманящего голоса. А в голове звучали слова юного трактирщика, что негоже слушать обычным смертным околдовывающий голос Сирин, абы как не обернулось оно чем. Моряк был для таких легенд слишком скептичным и самоуверенным, чтобы испугаться волшебного голоса, ведь рожденные в рубашке ничего не боятся, весь мир расстилается у их ног. А если Хосок не был рожденным в рубахе, то кто же он?
В полном мраке сельского пейзажа можно было различить лишь полную луну на небе да её отражение в морской поверхности, покрытой лёгкой рябью. Где-то вдалеке было слышно филина. Шуршал ветер, запутавшийся в пряных травах. Шелестели волны, облизывающий своей пучиной берег, укрытый галькой и песком. В прохладном ночном воздухе пахло душистыми травами, водяной свежестью и тиною. Было влажно и спокойно – слишком хорошо для вечера, когда что-то может произойти. Чон Хосок вдохнул полной грудью ночную прохладу начинающегося лета, спрятался в высокой пряной траве в самой низине, облокотившись спиной об старую яблоню, и стал вслушиваться в чарующую тишину.
Веки моряка словно наливались свинцом, погружая его в царство Сна. И будто бы с другой стороны яблони сидели кот Баюн, да сказки свои рассказывал про птицу Сирин, прилетевшую с самого райского места, чтобы рассказывать людям про эти чудеснейшие места. И как несчастна бедная птица, увидев рай, пришлось спуститься на землю и повстречать и человеческую жестокость, и людскую глупость, которые порой вытекают друг из друга. И сна не ведает птица – днём в облике человека бродит она среди людей; и не ведает покоя - по ночам темным и лунным обращается птицей, что сидит на яблоневой ветви и плачет грустными песнями о незыблемом и далеком рае, о жестокости и бесконечной любви. Ведь Сирин наполовину человек и на половину птица, а значит, чувства людские испытывать тоже может.
Чон Хосок дремлет под Баюновы сказки и видит прекрасного юношу. Отчего-то знакомого. Молодец с карамельными волосами, отливающими на солнце медным блеском, грустной улыбкой, глазами цвета жженого сахара и с сердцем горячим, как солнце. И голос его слаще заморских лакомств, а печаль соразмерна морскому дну.
«Сирин может полюбить лишь единожды».
Занимался рассвет – небо оживало яркими красками. Прохладный умеренный ветерок щекотал высокую траву и волосы моряка. Чон медленно открывает глаза, оглядывая неплотный рыхлый туман над морской гладью. Он всё пропустил – не слышал чарующего голоса, полного грусти и неприрученной нежности, и птицу невиданную так и не встретил. Хосок опускает взгляд вниз на свои колени и обнаруживает там серое пёрышко в темно-коричневую крапинку, словно выскользнувшее из его сновидения. Он достал из своей набедренной сумки тонкий кожаный шнурок, обвязал его вокруг перьевого очина и повесил на шею. «Всё неспроста», - думает Хосок. Это некая загадка, требующая ответа именно от моряка, или игра невиданная человеком. Чону в последнее время начинает казаться, что жизнь в компании со смертью играют в кости, подкидывают в воздухе кубики с незамысловатыми рисунками, решая, таким образом, человеческие судьбы. Или не только человеческие?
Хосок уже не понимал, сон с ним случился или всё с ним происходило наяву. В голове был тяжелый туман, застилающий глаза и тянущий в глубокий сон, будто бы ночью ему так и не удалось вздремнуть. Воздух был наполнен запахом утренней свежести – мокрой травой и расцветающим клевером. Моряк привстал с насиженного места, спрятанного за старой яблоней, и медленно направился в сторону центра острова – ему требовался нормальный отдых и вкусная еда. Остров Буян неспешно оживал после сладкого ночного сна – с первыми тёплыми лучами солнца вскрикивали петухи, просыпались люди, встречая новый день. Мимо Чона прошла группа молодых красавиц в сторону берега. Они поглядели на моряка и громко захихикали, пробуждая его из грузных мыслей. Он оглянулся на смех, и девушки разразились ещё большим хохотом и побежали дальше, что под длинным подолом их платьев-сорочек можно было разглядеть маленькие девичьи пяточки. Молодец улыбнулся этой юношеской шалости и ещё пару секунд смотрел им вслед.
- Привет! Ты сегодня идёшь на озеро? – за стол рядом с Хосоком уселся Чимин с тарелкой гороховой похлебки. У Хосока под рёбрами что-то сжалось. «Неужели он что-то знает?».
- И тебе привет! А что за повод?
- Да ты что?! Сегодня же Ивана Купала! – Хосок выдохнул. – Спорим, что венок самой красной девицы будет моим?
- То, что ты его поймаешь, ещё ни к чему её не обязывает.
- Не начинай, а, - юный трактирщик закатил глаза. – Ты ещё включи мою матушку и начни отчитывать даже за мысль о том, чтобы топить девичьи венки!
- Так ты обрекаешь их на несчастливый брак…
- Вот давай без этого.
- Как знаешь, - пожал плечами Хосок, улыбнувшись уголком губ, вспоминая свои юношеские шалости на Ивана Купалу.
Чимин был простодушным и добрым малым – никогда долго не держал обиды, и был всегда готов всем помогать. Хосок был даже удивлен, что юноша до сих пор не был ни с кем помолвлен. Молодец не мог не нравится ни чертами характера, ни чертами своей ангельской внешности – пшеничные волосы, пухлые губы и добрый взгляд карих глаз с каплей коварства.
Душный июньский вечер вступал в свои права. Бирюзовое небо окрасилось алыми и оранжевыми красками, а круглое солнце медленно уползало в зенит. В духоте и влажности воздуха пищали июньские комары и стрекотали кузнечики в низине около озера. На помосте уже собрались красно девицы, головы которых были увенчаны венками из лент и полевых цветов. Шуршала вода, облизывая берег и голые ступни ног. Это была самая короткая ночь в году.
Хосок спустился к водоему и спрятался в камышах, занимая наблюдательную позицию скорее даже не за девушками, а за Чимином, чтобы младший не наделал глупостей. Он начал всматриваться в заросли по соседству. Кое-где мелькали белые рубахи юношей, поджидающих венки своих возлюбленных. Ну, конечно, легче же просто поймать венок, чем признаться в своих чувствах. Среди мелькающих рубах и макушек, Чон столкнулся с пристальным взглядом. Взглядом ястреба. Глаза цвета жженого сахара, пристально наблюдавшие за моряком. Хосок не переводил взгляд, что-то знакомое и пугающее одновременно было в этих глазах. На них спадала темная челка, в прядях которой были многообразные бусины и перья.
Рядом с Хосоком раздалось шуршание. Он отвернулся от человека-ястреба и заметил рядом Чимина, копошащегося около него.
- О, ты нашел самое классное место! – прошептал младший.
Когда же Хосок снова посмотрел в сторону того камыша, там уже никого не оказалось.
Заиграла дудочка, и начался праздник. Девушки в своих белых платьях-сорочках выглядели словно белые невиданные до селе призраки или лепестки цветущей яблони, спустившиеся с дерева, чтобы исполнить свой танец во имя Купалы. Воздух словно наполнился ароматами цветущей юности, когда девушки спустились к самой реке, ступая по холодному вечернему дну озера. Первые венки спустились на воду и поплыли по течению вдоль камышовых зарослей, в которых спрятались Хосок с Чимином. И вот мимо них проплывают первые венки, пока их владелицы водят хоровод по пояс в воде под звуки дудочки. Есть поверье, в какой очередности поплывут венки, в таком же порядке девушки будут выходить замуж. Возглавляющий венок был богато увит клевером и вереском и туго завязан темно-синей лентой. Он прибился к противоположному берегу от Хосока. Из камышей появилась рука, схватила венок и исчезла в зарослях. Несколько минут спустя Чимин тоже протянул руку вперед и взял прибившийся к нему небольшой венец из ромашек и мяты, увитый красной лентой.
- Я не видел, чей это венок, - тихо, словно себе под нос, промолвил Чимин и надел его себе на голову, выползая из кустов.
Вода шуршала об берег, шелестела волнами, прибивая к ногам Хосока васильковый венец с яблоневыми цветами без лент. Сердце Чона забилось с бешеной силой, под ребрами что-то сжалось, в голове был образ ястребиных глаз, а на губах привкус жженого сахара.