11.05.2014 в 13:37
Пишет Chan.:Недохоррор для Катсяшь
bad dream; atom/hansol
bad dream
Сангюн словно впервые проходит qutlast*, беспрерывно бегая по коридорам-лабиринтам заброшенный психиатрической лечебницы Маунт Месси, вдыхая трупный запах, не перебиваемый даже стойким медикаментозным, - вместо любопытного репортера Майлза, который, как полагается практически всем опытным журналистам, отправился в погоню за сенсацией и за каким-то чёртом один приехал в место, где по ночам находиться не стоит и куда не сунется не один здравомыслящий человек, потому что проникнув внутрь, вряд ли можно будет выбраться живым или хотя бы адекватным.
Тяжелый Тевтонский крест зазубренными краями впивается во влажную кожу ладони, а толстая длинная цепь, оплетающая запястье, сдавливает руку – это придаёт Сангюну не то что бы уверенности, скорее немного сил для ещё пары шагов. Тусклый жёлтый свет болтающейся лампы дневного освещения издевательски мигает, с гнусным скрипом покачиваясь из стороны в сторону, как старое кресло-качалка в пансионе для пожилых людей.
Ким слышит своё собственное тяжелое от бега дыхание, учащенное сердцебиение и приглушенный стенами чей-то смех, надрывный и больше похожий на истерический. Пальцы сильнее сжимают металл в руке, потому что звук усиливается с каждым его шагом. Уверенности становится всё меньше, смех - громче, внутренности скручивает от адреналина и страха. Возникает банальное желание упасть на прогнивший пол и закричать, скребя по грязным доскам пальцами.
- Красивый, - шепот на ухо заставляет замереть на месте и зажмурить глаза. Сангюн кожей ощущает чужое присутствие рядом с собой, тёплое живое дыхание на ухо, мягкие прикосновения к волосам, выкрашенным в насыщенный гранатовый, кончиками едва достающими до оголенных плеч.
Под веками он видит себя не в этом месте, не в заброшенной лечебнице, не с крестом в руке, подаренным Чихо «просто так, я знаю, тебе нравятся такие штуки», Сангюн видит себя в своей светлой квартире с ротвейлером Маки, который преданно сидит в ногах, и с пустым гудящим холодильником на кухне.
Не помня того момента, как здесь оказался, почему и зачем, он бежал по узким коридорам с облупившейся со временем краской, с засохшими пятнами непонятно чего повсюду, с мигающими лампами, битым стеклом, странными ужасающими звуками, доносящимся с цокольного этажа.
- Мне нравится твоя кожа, - Сангюн возвращается к реальности, потому что чувствует губы на своей шее и то, как уголки губ приподнимаются в улыбке.
Он вспоминает отрывки из всех тех фильмов ужасов, что он смотрел вместе с Чихо, Хёсаном и Бёнджу и понимает, что те и рядом не стояли с тем, что сейчас происходит. На какие-то секунды Ким просто перестает дышать от чужих прикосновений, продолжая ощущать горячие губы на своей коже за ухом, а затем едва не падает в бессознательном состоянии от того, что его пальцы переплетаются с чужими, и ладонь сверху просто жжет кожу - всё это до сумасшествия натурально и реалистично.
Тело и разум парализовано. Сердце вот-вот остановится, волосы на затылке встают дыбом, а толпы мурашек бегут по спине. Сангюну страшно. Страшно разомкнуть пересохшие и искусанные губы, повернуть голову и задать всего лишь один вопрос, после которого, по законам жанра, его обязательно лишат жизни. Разорвут на куски и разбросают по практически не освещаемой комнате; свернут шею одним точным и отработанным движением, а может быть, его, схватив за взъерошенные волосы, потащат к старой койке и привяжут кожаными ремнями, а затем будут измываться, смеяться, кромсать плоть чем-то острым и получать от этого удовольствие.
- Открой глаза.
Голос тоскующий, сухой, с едва уловимой слухом хрипотцой. Кожа воспламеняется в месте чужих прикосновений, пальцы по-прежнему сплетены. Сангюн царапает краями креста кожу ладони, прокусывает щёку изнутри и ломается, когда этот некто, прижимающийся к нему сзади и держащий за руку, утыкается носом в кровавый затылок и мерно дышит, посмеиваясь.
Глупо спрашивать «ты человек?», находясь в полуразваленной психушке ночью. Глупо вообще находиться в подобном месте, но Сангюн никак не может вспомнить то, как он оказался в пропитанных ужасом и криками стенами, Ким только сильнее сжимает серебро в руке и невольно чужие костлявые пальцы. И в какой-то степени отчаянное «пожалуйста, уйди» дерёт глотку, но наружу так и не вырывается. А сзади словно чувствуют, считывают информацию губами с солоноватой от пота кожи, довольно хмыкают.
Ким теряется.
- Открой глаза, идиот.
Ким теряется и в следующую секунду вскрикивает от того, что чужие зубы впились в плечо так сильно и больно, что это заставило его распахнуть глаза и резко дернуться, только вот он не завалился на захламленный больничный пол, как думал, а был лопатками вжат шершавую темно-синюю стену с все той же облупившейся краской.
Сангюн ошалело бегает взглядом по стенам, не рискуя посмотреть прямо перед собой. Крест болтается в воздухе, как и сломанная лампа на тонких проводах в конце комнаты. Жесткие и влажные у корней волосы спадают на лицо из-за того, что он опустил вниз голову и вновь закрыл глаза. Его запястья сдавливают чужие руки. Они не такие тёплые как губы или дыхание, щекотавшие кожу минутами ранее – они обжигающе-холодные.
Откуда взялась смелость Сангюн не понимает и не хочет думать об этом. Открывая глаза и поднимая голову, он смотрит в упор и пытается высвободить скованные руки, но не выходит. Вся концентрация внимая обращена на бледное лицо со спутавшимися светлыми волосами на голове, засаленными на концах и оттого жутко напоминающими ледяные иголки. Поджатые недовольно губы и прожигающий насквозь взгляд. Ким видит плохо, дрожит и облизывает нервно нижнюю губу, рассматривая.
Краем уха он слышит протяжный вой не то зверя, не то человека со второго этажа и понимает, что ему не кажется, потому что человек стоящий напротив поворачивает голову на слух и попадает под освещение качающейся лампы. Он едва ли старше самого Сангюна. В нём нет ничего пугающего, кроме тонкого длинного шрама на щеке, дикого взгляда и бледной коже, напоминающей по цвету молоко, с запекшейся кровью на рассеченной брови, и всё равно с ним что-то не так. Наверное, взгляд слишком безумный и неконтролируемые приступы смеха, которые совершенно неожиданно стихают.
В уголке губ у него тонкая багровая корочка и Сангюн сдирает её своими, потому что его целуют так, будто он плавящийся от знойной жары пломбир, и увернуться, избежать этого прикосновения он не может. Короткие ногти впиваются в кожу запястий, оставляя воспаленные полумесяцы, крошащаяся краска прилипает к серой майке-борцовке, и Ким опускает веки, прихватывая губами нижнюю, не видя смысла пробовать сопротивляться и дальше.
Тело окутывает истощающая слабость и жар. И если бы он находился где-то в другом месте, в нормальном месте, то списал бы все это на симптомы гриппа: высокая температура, слабость, головная боль.
- Какой же ты красивый, - восхищенно и приглушенно шепчут в губы и целуют с еще большим трепетом, только вот Сангюн чувствует во рту металлический привкус крови и не понимает, кому именно она принадлежит. С каждым плавным движением губ и языка рот наполняется жидкостью, и поначалу Ким думает, что это слюна, но когда вкус металла и соли на языке ощущается сильнее, крест выпадает из ослабевших пальцев и звонко ударяется об заляпанный и побитый временем пол и вместе с этим он слышит тихое, сожалеющее «я приду за тобой позже», и Сангюн захлебывается кровью.
Ким Сангюн распахивает глаза и резко садится на кровати, но тут же жалеет об этом и валится обратно. Он весь мокрый, взъерошенный, с прокушенной губой, с хлещущей кровью из носа и адской головной болью. А ещё запястья исцарапаны и Кевтонский крест на шее стал, кажется, весить больше, чем раньше. Рядом с бедром, в складках одеяла, блокнот с исписанной страницей, где-то там же потекшая чёрная ручка. На не разлинованном листе коряво нацарапаны фраза и имя, глядя на которые Сангюн теряет рассудок.
«Я приду за тобой позже. Хансоль».
___________________________
Qutlast* - хоррор-игрушка, заставившая не одного геймера со стажем нервно ерзать на стуле и убавлять громкость в наушниках.
Тяжелый Тевтонский крест зазубренными краями впивается во влажную кожу ладони, а толстая длинная цепь, оплетающая запястье, сдавливает руку – это придаёт Сангюну не то что бы уверенности, скорее немного сил для ещё пары шагов. Тусклый жёлтый свет болтающейся лампы дневного освещения издевательски мигает, с гнусным скрипом покачиваясь из стороны в сторону, как старое кресло-качалка в пансионе для пожилых людей.
Ким слышит своё собственное тяжелое от бега дыхание, учащенное сердцебиение и приглушенный стенами чей-то смех, надрывный и больше похожий на истерический. Пальцы сильнее сжимают металл в руке, потому что звук усиливается с каждым его шагом. Уверенности становится всё меньше, смех - громче, внутренности скручивает от адреналина и страха. Возникает банальное желание упасть на прогнивший пол и закричать, скребя по грязным доскам пальцами.
- Красивый, - шепот на ухо заставляет замереть на месте и зажмурить глаза. Сангюн кожей ощущает чужое присутствие рядом с собой, тёплое живое дыхание на ухо, мягкие прикосновения к волосам, выкрашенным в насыщенный гранатовый, кончиками едва достающими до оголенных плеч.
Под веками он видит себя не в этом месте, не в заброшенной лечебнице, не с крестом в руке, подаренным Чихо «просто так, я знаю, тебе нравятся такие штуки», Сангюн видит себя в своей светлой квартире с ротвейлером Маки, который преданно сидит в ногах, и с пустым гудящим холодильником на кухне.
Не помня того момента, как здесь оказался, почему и зачем, он бежал по узким коридорам с облупившейся со временем краской, с засохшими пятнами непонятно чего повсюду, с мигающими лампами, битым стеклом, странными ужасающими звуками, доносящимся с цокольного этажа.
- Мне нравится твоя кожа, - Сангюн возвращается к реальности, потому что чувствует губы на своей шее и то, как уголки губ приподнимаются в улыбке.
Он вспоминает отрывки из всех тех фильмов ужасов, что он смотрел вместе с Чихо, Хёсаном и Бёнджу и понимает, что те и рядом не стояли с тем, что сейчас происходит. На какие-то секунды Ким просто перестает дышать от чужих прикосновений, продолжая ощущать горячие губы на своей коже за ухом, а затем едва не падает в бессознательном состоянии от того, что его пальцы переплетаются с чужими, и ладонь сверху просто жжет кожу - всё это до сумасшествия натурально и реалистично.
Тело и разум парализовано. Сердце вот-вот остановится, волосы на затылке встают дыбом, а толпы мурашек бегут по спине. Сангюну страшно. Страшно разомкнуть пересохшие и искусанные губы, повернуть голову и задать всего лишь один вопрос, после которого, по законам жанра, его обязательно лишат жизни. Разорвут на куски и разбросают по практически не освещаемой комнате; свернут шею одним точным и отработанным движением, а может быть, его, схватив за взъерошенные волосы, потащат к старой койке и привяжут кожаными ремнями, а затем будут измываться, смеяться, кромсать плоть чем-то острым и получать от этого удовольствие.
- Открой глаза.
Голос тоскующий, сухой, с едва уловимой слухом хрипотцой. Кожа воспламеняется в месте чужих прикосновений, пальцы по-прежнему сплетены. Сангюн царапает краями креста кожу ладони, прокусывает щёку изнутри и ломается, когда этот некто, прижимающийся к нему сзади и держащий за руку, утыкается носом в кровавый затылок и мерно дышит, посмеиваясь.
Глупо спрашивать «ты человек?», находясь в полуразваленной психушке ночью. Глупо вообще находиться в подобном месте, но Сангюн никак не может вспомнить то, как он оказался в пропитанных ужасом и криками стенами, Ким только сильнее сжимает серебро в руке и невольно чужие костлявые пальцы. И в какой-то степени отчаянное «пожалуйста, уйди» дерёт глотку, но наружу так и не вырывается. А сзади словно чувствуют, считывают информацию губами с солоноватой от пота кожи, довольно хмыкают.
Ким теряется.
- Открой глаза, идиот.
Ким теряется и в следующую секунду вскрикивает от того, что чужие зубы впились в плечо так сильно и больно, что это заставило его распахнуть глаза и резко дернуться, только вот он не завалился на захламленный больничный пол, как думал, а был лопатками вжат шершавую темно-синюю стену с все той же облупившейся краской.
Сангюн ошалело бегает взглядом по стенам, не рискуя посмотреть прямо перед собой. Крест болтается в воздухе, как и сломанная лампа на тонких проводах в конце комнаты. Жесткие и влажные у корней волосы спадают на лицо из-за того, что он опустил вниз голову и вновь закрыл глаза. Его запястья сдавливают чужие руки. Они не такие тёплые как губы или дыхание, щекотавшие кожу минутами ранее – они обжигающе-холодные.
Откуда взялась смелость Сангюн не понимает и не хочет думать об этом. Открывая глаза и поднимая голову, он смотрит в упор и пытается высвободить скованные руки, но не выходит. Вся концентрация внимая обращена на бледное лицо со спутавшимися светлыми волосами на голове, засаленными на концах и оттого жутко напоминающими ледяные иголки. Поджатые недовольно губы и прожигающий насквозь взгляд. Ким видит плохо, дрожит и облизывает нервно нижнюю губу, рассматривая.
Краем уха он слышит протяжный вой не то зверя, не то человека со второго этажа и понимает, что ему не кажется, потому что человек стоящий напротив поворачивает голову на слух и попадает под освещение качающейся лампы. Он едва ли старше самого Сангюна. В нём нет ничего пугающего, кроме тонкого длинного шрама на щеке, дикого взгляда и бледной коже, напоминающей по цвету молоко, с запекшейся кровью на рассеченной брови, и всё равно с ним что-то не так. Наверное, взгляд слишком безумный и неконтролируемые приступы смеха, которые совершенно неожиданно стихают.
В уголке губ у него тонкая багровая корочка и Сангюн сдирает её своими, потому что его целуют так, будто он плавящийся от знойной жары пломбир, и увернуться, избежать этого прикосновения он не может. Короткие ногти впиваются в кожу запястий, оставляя воспаленные полумесяцы, крошащаяся краска прилипает к серой майке-борцовке, и Ким опускает веки, прихватывая губами нижнюю, не видя смысла пробовать сопротивляться и дальше.
Тело окутывает истощающая слабость и жар. И если бы он находился где-то в другом месте, в нормальном месте, то списал бы все это на симптомы гриппа: высокая температура, слабость, головная боль.
- Какой же ты красивый, - восхищенно и приглушенно шепчут в губы и целуют с еще большим трепетом, только вот Сангюн чувствует во рту металлический привкус крови и не понимает, кому именно она принадлежит. С каждым плавным движением губ и языка рот наполняется жидкостью, и поначалу Ким думает, что это слюна, но когда вкус металла и соли на языке ощущается сильнее, крест выпадает из ослабевших пальцев и звонко ударяется об заляпанный и побитый временем пол и вместе с этим он слышит тихое, сожалеющее «я приду за тобой позже», и Сангюн захлебывается кровью.
Ким Сангюн распахивает глаза и резко садится на кровати, но тут же жалеет об этом и валится обратно. Он весь мокрый, взъерошенный, с прокушенной губой, с хлещущей кровью из носа и адской головной болью. А ещё запястья исцарапаны и Кевтонский крест на шее стал, кажется, весить больше, чем раньше. Рядом с бедром, в складках одеяла, блокнот с исписанной страницей, где-то там же потекшая чёрная ручка. На не разлинованном листе коряво нацарапаны фраза и имя, глядя на которые Сангюн теряет рассудок.
«Я приду за тобой позже. Хансоль».
___________________________
Qutlast* - хоррор-игрушка, заставившая не одного геймера со стажем нервно ерзать на стуле и убавлять громкость в наушниках.