[AmberTurner]

Название: Миллион вероятностей
Автор:  Катсяшь
Фэндом: EXO
Персонажи: Park ChanYeol/Byun BaekHyun
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Флафф, AU
Размер: Мини
Описание: о Чанелевском фатализме и Бехёновской вере в любовь с первого взгляда. А еще о путешествиях и историях, которые мы пишем сами.
Окунитесь с головой в их маленький Портленд.
Посвящение:  NeoShady
на  kpop-AU
Примечания автора:
"Путешествие, как самая великая и серьезная наука, помогает нам вновь обрести себя" А. Камю

ЧанЁль ненавидит знать о том, что случится завтра, просто на дух не переносит все эти угадывания-планирования, будто бы ты пытаешься прописать свою жизнь на несколько лет вперед, но он-то знает, что все самое лучшее происходит исключительно внезапно, когда не ждешь от слова «совсем». Может быть он и катится к своему концу, но от знания этого жить не легче, да и в любом случае нас где-то там ждет этот конец, он есть у всего, но а пока... пока всё, в чем хочет быть уверен этот коротко стриженный с большими глазами и оттопыренными ушами выскочка-переросток Пак ЧанЁль, - что завтра должно быть лучше сегодняшнего дня в многократное количество раз.

Он обожает мир и людей такими, какие они есть на самом деле, и, наверное, это похоже на настоящую влюбленность - по крайней мере, Пак хочет так думать. Он интересуется культурой, языками, религией разных стран; ему 21 год и он не может представить свою жизнь без этого всего: без пронизывающих финских ветров и жаркого австралийского солнца, без шума моря, без промокших изношенных кед, без песка, прилипшего к коже, без запаха противного кофе из придорожных кафе, а еще без автостопа, самолетов, поездов,... . Одним словом — без путешествий.

ЧанЁль, словно маленький ребенок, затыкает свои оттопыренные уши большими ладонями, когда какой-нибудь очередной умник начинает читать морали о том, что ему пора остепениться, окончить ВУЗ, обзавестись постоянной и хорошо оплачиваемой работой, выбрасывая свой ветер из головы. Но он предпочитает думать, что они все просто завидуют его свободе и умению отделять «хочу» от «надо», словно темное от светлого. Если, конечно, эти умники знают значение слова «хочу».

А ещё, Пак уверен в том, что любит весь мир и эти свои путешествия настолько сильно, как не сможет кто-то другой, как не сможет сам полюбить кого-то другого сильнее, потому что он еще не встречал на своем пути таких же безбашенных, как и он сам. Если для каждого в этом мире есть человек, уготовленный для него судьбой, то для Пак ЧанЁля уготовлен весь мир.
Но он глубоко заблуждался.

Волосы Бён БекХёна пахли душистой травой альпийских лугов, в них путались лучики утреннего сицилийского солнца, в голове сидел ветер с крыши Бурдж-Халифа в Дубае , в рюкзаке жил настоящий английский туман, а улыбался он настолько же незабываемо и невероятно, словно цветение японской сакуры в начале весны. И ему тоже шёл двадцать второй год и он прекрасно знал, что такое «я хочу», умело сочетая его с «я могу». И, как показалось ЧанЁлю, в его глазах красиво бы отражались звезды, которые невероятно яркие в летнюю ночь, если смотреть с обрыва необитаемого острова в центре какого-нибудь индийского океана на это темное небо.

- Ты выглядишь, как Принцесса. Увидев тебя, и не подумаешь, что на твоих хрустальных кедах есть пыль пустых автострад Южной Америки, - тянет ЧанЁль своим басом, потягивая алкогольный напиток в каком-то забытом богом баре Портленда, штат Орегон, за что получает подзатыльник и тихое пыхтение под боком.
- Кто бы говорил, ушастый переросток..!

Они знакомятся совершенно случайно: за регистрационной стойкой Camas Hotel в 405 здании на четвертой авеню в северо-восточном районе города.

- Извините, но у нас свободен только один номер, - сообщает девушка с ресепшена на чистом английском с гнусавым орегонским акцентом.

- Ненавижу лето за эти курорты и забитые гостиницы! - ворчит под боком у ЧанЁля что-то маленькое и явно очень вредное на знакомом корейском, чего Пак не сразу и понимает и от чего потом широко улыбается, сдерживая себя, чтобы в порыве не накинуться на парня с объятиям, ведь он столько не слышал родную речь.

- А в номере какая кровать?.. - внезапно спрашивает высокий парень у девушки, на бейджике которой аккуратно выведено имя Jennifer.

- Двуспальная. Это номер для молодоженов.

- Отлично! Тогда мы с... - басит ЧанЁль, поворачивая голову к изумленному парню, - как тебя зовут? И не смотри на меня так! Или у тебя есть предложения получше?

- Бён БекХён, - спустя минуту выдает юноша, смиряясь с тем, что предложений получше у него и правда нету, если только выпнуть с ресепшена этого ушастого выскочку.

* * * *

- Пойдем, женушка! - похлопав БекХёна по плечу, произносит Пак, ловко подбрасывая ключи от их номера в воздухе, тут же ловя их. Была бы воля Бёна, он бы засунул эти ключи в одно место этой дылде, которому повезло, что он оказался тоже корейцем. Совпадение, да и только.

Всю дорогу до номера он молчит, рассматривая носки своих поношенных кед, а ЧанЁль, пользуясь этим, с нескрываемым любопытством водит взглядом по парню, отмечая про себя, что тот с таким хрупким и миниатюрным телосложением едва ли сойдет за юношу, скорее за миловидную девушку, да и не встречались ему еще парни с такими изящными длинными и тонкими пальцами, что Пак начинает подавлять медленно растущее желание переплести свои и его пальцы вместе.

* * * *

- Никогда не думал, что во всех этих разъездах случайно столкнусь с корейцем, да еще и при таких обстоятельствах! - Выпаливает БекХён, когда дверь номера захлопывается за ними. - Я первым в душ! - И тут же исчезает в ванной комнате.

Пак ЧанЁль только по-доброму улыбается и бегло осматривает номер, в котором пахнет именно Портлендом, Америкой и недорогим моющим средством для уборки номеров: ново, сладко и несколько крышесностно от ощущения, что по венам бежит приятное и будоражащее "travel". Он резким движением разводит в стороны занавески и смотрит на шумный утренний город сверху вниз сквозь большое окно. На часах только девять утра и жизнь в этом летнем городе только-только закипает под теплыми лучами солнца, что медленно и лениво заполняет своим светом улочки, стены домов которых еще хранят прохладу короткой июльской ночи; люди спешат по своим делам и работам, варят крепкий кофе и отутюживают воротники на своих костюмах. Занесло же ЧанЁля в рабочий квартал города, в котором слишком сильно любят этот терпкий и обжигающий напиток, сваренный из арабских зерен. И он уверен, что, если сейчас открыть окно, то в номер ворвется теплый и свежий ветер с реки Уилламетт с ароматами свежесваренного настоящего орегонского кофе, что сочится из каждой кофейни, из каждого приоткрытого окна чей-то кухни.

Пак лениво потягивается, разминая затекшие мышцы, и подходит к небольшому столу, разглядывая яркие брошюрки, путеводители и телефонные справочники. Он садится за этот столик и с каким-то потерянным интересом принимается разглядывать всю эту скопу бумаг, в надежде найти что-нибудь поинтереснее того, что придумал он в своем потертом блокноте.
ЧанЁль никогда не понимал людей, которые то и дело, что стремятся в душные туристические автобусы с затемненными окнами слушать скучного и нудного экскурсовода, надеясь, что память соизволит запомнить хоть толику информации. Для Пака путешествия — это в первую очередь возможность увидеть, узнать и потрогать все самому, без этих всех автобусов и посредников.
Сам себе путешественник. Сама себе экскурсовод.

Минутами позже из ванной комнаты выходит распаренный розовощекий БекХён в большой растянутой футболке и только.
- Ты идешь? - интересуется Бён, а Пак отмечает про себя, что ноги у парня тоже слишком хрупкие и тонкие, а кожа слишком красивая и молочная.
* * * *

Ближе к полудню, когда Портленд разжился своей большой и шумной жизнью, создавая свою собственную симфонию города Мостов, ЧанЁль уговорил БекХёна составить ему компанию.
- Почему я должен идти с тобой? Если мы по воле случая оказались в одном номере, то это меня еще ни к чему не обязывает!

- А если я заблужусь? - жалобно ноет Пак.

- Тогда мне не придется с кем-то делить кровать!

- Эгоист! Но моя пропажа останется на твоей совести! Я к тебе приведением во снах приходить буду!

- Да пожалуйста! - заявляет Бён и, хмыкнув, гордо разворачивается спиной к Ёлю, а тот в своё время, пробубнив что-то себе под нос, выходит из номера.

Спустя минуты две его обгоняет знакомый силуэт низкорослого милого юноши.
- ЙА! Пак ЧанЁль! Решил уйти без меня? - вопит БекХён, нарочно толкая того плечом.
А ЧанЁль только по-дурацки улыбается и думает, что всё не так уж и плохо.
* * * *

- Почему ты путешествуешь? - внезапно спрашивает старший, когда они петляют по шумному и оживленному Бродвею на Юго-Западе города.

- Иду на поводу у своей судьбы, - пожимает плечами Ёль. - Я как будто чувствую и знаю, что эти путешествия должны привести меня к чему-то важному в моей жизни...

- Чертов фаталист! - цокает парень, улыбаясь уголком губ.

- Да иди ты! - легонько толкает его в бок Пак, громко посмеиваясь. - Лучше скажи, почему сам решил?

- Путешествия — это лучшая школа; да и для того, чтобы изменить мир, нужно его сначала увидеть и прочувствовать кончиками пальцев, - довольно щурится Бён, когда они сворачивают с намеченного маршрута и ныряют вглубь города, на более тихую и спокойную улочку.

- А что ты хочешь изменить?

- Время покажет, - многозначно улыбается Бек, - может я захочу изменить свой собственный внутренний мир или мир другого человека, а может и сам этот мир, чтобы он перестал вредничать и снова пересек меня с одним человеком, - выдыхает парень, а Ёль сразу же замолкает, боясь, что вопрос о том человеке сам сорвется с его языка. Он не уверен, что ревнует своего нового знакомого, — посудите сами, как можно ревновать того, кого ты знаешь всего несколько часов? - но ему совершенно не хочется, чтобы мысли БекХёна занимал кто-то другой. Пак не хочет верить в любовь с первого взгляда, потому что считает, что такое бывает только в романах ушедших веков, поэтому спихивает все на простой интерес. А вот старший верит в эту маленькую глупость, хоть и сам подкалывает Чана на счет его веры в судьбу. И его сердце колотится уж слишком быстро, когда он думает, что было бы неплохо соединить Чанёлевский фатализм и его веру в любовь с первого взгляда. Было бы слишком хорошо, идеально и как-то немного сопливо.
* * * *

- Эй, Бён БекХён! - окликает ЧанЁль старшего, пока тот считает ворон по сторонам. - Смотри! - Он указывает куда-то вперед и слишком солнечно и, как думает Бек, по-идиотски заразительно улыбается. - Это самое высокое здание Портленда.

БекХён разглядывает строение из стекла и бетона, такое типичное для этого двадцать первого века - века этой тяжелой легкости или легкой тяжести, стремящейся ввысь. Он чувствует, как внутри него сердце замирает, а адреналин уже ударяет в голову, срывая крышу от одной только мысли, что он может посмотреть на этот город с самой высокой его точки.
- Сорок один этаж, Бек! В наших головах до сих пор не сидит настоящий портлендовский ветер со своим чертовым кофе!

Пока они поднимаются на крышу Wells Fargo Center ЧанЁль говорит, что это здание построили в 1972 году и при его построении было использовано много мрамора. Зачем ему знать такие мелочи, Бён не понимает, но ему приятно слышать с каким энтузиазмом в голосе об этом рассказывает младший.

Самая высокая точка города-просеки, упирающаяся своими 546 фунтами в небо на пятой авеню юго-запада, встречает их своим прохладным летним бризом с Уилламетт, путающимся в волосах и забивающимся свежестью в легкие, что дышать становится тяжело и свободнее одновременно. БекХён думает, что Пак ведет себя как самый настоящий ребенок и улыбается он все также по-дурацки заразно, что уголки губ старшего в ответ поднимаются немножечко вверх, и хочется смеяться и плакать от какого-то внезапного и неосознанного счастья, нахлынувшего на него, как морская волна во время шторма. А еще бы уткнуться носом в изгиб Чанелевской шеи, спрятать холодные длинные пальцы под футболку на его пояснице и никуда не отпускать больше, ни в какие другие города, ни в какие страны. Ни-Ку-Да и Ни-Ког-Да. Хоть и это «никогда» - слишком долгое слово, почти бесконечное, без края и дна, но Бён любит их, такие глупые и дурацкие слова, настолько же дурацкие, как эта заразная улыбка Ёля.

ЧанЁль говорит, что здание напротив них здесь называют «Большим румяным» за тот золотисто-коричневый оттенок, что отражается в его стеклах от города, и оно второе по высоте в Портленде.

А сердце Бека стучит и стучит, путаясь и сбиваясь со своего собственного ритма раз за разом, бешено и громко; и то ли от адреналина, то ли от кислорода, которого на высоте как-то много и который так непросто перекачивать по всему организму, то ли от Пака, что стоит совсем рядом и рассказывает всякие глупости. И Бён склоняется почему-то к последнему, улыбаясь поэтому очень глупо и счастливо, хотя радоваться на самом деле пока что еще и нечему.

Чан с замиранием сердца оглядывается по сторонам, стараясь сохранить в своей памяти вид города Мостов надолго. Ему всегда казалось, что города и мир выглядят красивее, идеальнее и лучше именно с высоты, с самой высокой точки местности. Он бы хотел быть орлом и смотреть на мир с высоты птичьего полета с остротой его зрения. Он бы хотел быть Богом и наблюдать за шумными городами сквозь зефирную дымку облаков, поражаясь архитектурной точностью людей - ровными кварталами-квадратами и прямыми улицами-автострадами. Или хотя бы быть Ангелом и иногда спускаться к людям, чтобы иметь представление и о том, какое небо с земли и земля с неба. Но он понимает, что хотел бы быть самим собой — этим самым выскочкой-переростком Пак ЧанЁлем, — потому что рядом с ним сейчас есть Бён БекХён и ему ничего больше не нужно: ни Эвересты, ни Атлантиды, ни звезды. Правда, как только начинаешь понимать что-то важное, твоя первая реакция — вытряхнуть из себя это вязкое и терпкое понимание. И младший уверен, чем сильнее вытряхиваешь, тем меньше вероятность, что оно исчезнет, поэтому он обнимает со спины БекХёна, прижимая к своей груди, и подводит его прямо к краю, продолжая рассказывать почти шепотом на ухо всякие глупости про тот мир, что внизу. А Бён с трудом слышит то, о чем говорит ему Пак, чувствуя лишь его тепло своей спиной и щекочущее дыхание на своей щеке. Он только широко улыбается, прикусывая свою нижнюю губу, и понимает, что время и мир, кажется, остановились и ему нет дела ни до чего более. И старший почему-то знает, что их сердца сейчас бьются в унисон, совершенно синхронно, пока они наблюдают за солнечным блюдцем, опускающимся за горизонт, что окрашивает небо в золотые, фиолетовые и красно-малиновые оттенки вечера.
* * * *

- Откуда ты? - внезапно спрашивает ЧанЁль, когда они уже ложатся в прохладную постель своего номера, и почему-то еле слышным шепотом, будто делит маленькую тайну на двоих, отчего голос у него еще более низкий и прям до приятных мурашек на коже, до щекочущего тягучего ощущения в животе.

- Хороший путешественник не знает, куда он едет, а идеальный — откуда он.

- Значит, ты не знаешь, откуда и куда?..

- Типа того, - тихо кивает Бек. - Но я точно знаю, что завтра вечером меня уже не будет в Портленде.

- Боишься, что если задержишься, то этот город тебе надоест?

- Именно. А я не хочу, чтобы мне надоел город, в котором я встретил тебя, - выговаривает на одном дыхании БекХён, не успев даже осознать то, что соскочило само с языка. Ночью почему-то всегда говорится только то, что сидит где-то глубоко внутри, само срывается с уставшего и засыпающего языка сознания; мысли и слова наконец-то заметно начинают пахнуть одинаково, что это слышится и чувствуется всем и всеми.

Пак довольно и счастливо улыбается, что даже карие радужки стали теплыми и приятными, как горячий, только что сваренный орегонский кофе, а потом обнимает старшего за его хрупкую и тонкую талию со спины и целует выступающий позвонок на шее, обхватывая его пухлыми, расслабленными и мягкими губами.

Каждый засыпает не сразу, успокаивая свои разбушевавшиеся сердца и раскладывая мысли по нужным полочкам в своей голове в алфавитном порядке. А утром, когда теплые лучики солнца скользят по оголенным участкам кожи через окно, которое забыли задвинуть шторами, ЧанЁль понимает, что проснуться в полном одиночестве в незнакомом городе — одно из самых приятных ощущений в мире, но проснуться еще и рядом с БекХёном — самое лучшее и самое приятное из всех ощущений.
* * * *

БекХён замечает, что Пак с утра слишком шумный и воодушевленный, поэтому не сопротивляется, когда его утаскивают с собой куда-то еще, а только счастливо улыбается, переплетая свои пальцы с пальцами Ёля, на что тот только сильнее сжимает маленькую руку Бёна в своей.

- Я не знаю, какую музыку ты любишь, но мне кажется, ты слышал о знаменитом хите Louie Louie, записанном группой The Kingsmen?... - произносит ЧанЁль, когда они останавливаются около невысокого здания из красного кирпича на тринадцатой авеню. - Он был записан именно здесь, - он широко улыбается, опять также заразительно, что Бек не замечает, как и сам улыбается непривычно широко.

Младший подходит вплотную к БекХёну, обняв за того плечи, чуть наклоняется вперед, соприкасаясь с ним лбами, и, смотря глаза в глаза, тихо напевает своим бархатным и глубоким голосом строчки из того самого хита 1963-его года.
Me see Jamaican moon above.
It won't be long me see me love.
Me take her in my arms and then
I'll tell her, "I'll never leave again"

А потом Пак по-детски счастливо улыбается, словно ему купили игрушку мечты, проводит теплыми пальцами по щеке сантиметр за сантиметром по бархатистой коже и, немного наклонившись, целует Бёна в губы.
Нежно, будто боится спугнуть или сделать что-то лишнее и непростительное.
Горячий выдох в плавный изгиб губ и БекХён думает, что медленно сходит с ума, уже называя свою шизофрению «чанёляфрениеей».
Вдох и младший медленно захватывает своими пухлым губами тонкую чужую, оттягивая, прикусывая, наслаждаясь, словно смакуя дорогое вино. Проводит языком по ним несколько неуверенно, сминая нежную кожу, а после углубляет поцелуй.
* * * *

Перед тем как проводить своего старшего на самолет, Пак заводит того в старый полупустой двухэтажный и теплый трамвай. Он говорит, что такой транспорт раньше ходил по центру Портленда, а теперь люди отдают ему дань и память, катая туристов по этому маршруту, который открыли аж в 1887 году.

Они садятся на жесткие деревянные сиденья трамвая, прижимаясь друг к другу, как замерзшие зимой воробьи на ветке какого-нибудь старого дуба. БекХён вбирает в легкие воздух, будто пытаясь запомнить и утащить его хоть немного потом с собой - в вагоне пахнет благородной стариной и машинным маслом, а еще сбоку — ЧанЁлем, его одеколоном и шампунем из гостиничного номера, что сняли они вчера. Поэтому Бек прижимается чуточку ближе, сокращая миллиметровые расстояния, прислоняет голову к чужому плечу и медленно засыпает, окунаясь с головой в теплую дымку воспоминаний последних двух дней.

Ёль грустно улыбается и обнимает Бёна, борясь с подступающим желанием бросить все и ехать с БекХёном, но ведь он не видел еще всего того, что должен был, хоть и уверен в том, что повстречал свою судьбу, человека предназначенного ему Стезей. Да и до сих пор с трудом ему верится в эту любовь с первого взгляда, но он теперь понимает, что кажется первый раз по-настоящему полюбил в этой жизни. Он смотрит на бездонную темную Уилламетт, что тянется за окном, в котором отражается бездонное небо и закат, что не такой теплый как вчера на крыше со страшим, и пропадает в своих мыслях, представляя, сколько всего может дать Беку. И тут дело не в том, чтобы брать и отдавать, а отдавать-отдавать-отдавать постоянно.

ЧанЁль аккуратно, чтобы не потревожить старшего, достает из кармана телефон и делает селку на память. Отступать некуда и фатализм из него никуда еще не испарялся. Он уверен, что, если нужно, они обязательно еще раз встретятся. И если опять разбредутся по разным уголкам мира, то снова и снова будут находить друг друга в суматохе этой планеты. Хоть выбор и дается ему с большим трудом — уж очень он боится ошибиться и сделать что-то совершенно непоправимое, но...кто не рискует?...
* * * *

- А какова вероятность, что мы снова встретимся? - спрашивает БекХён, когда они уже стоят в здании аэропорта.

- Вероятностей много, всё дело в какой-нибудь там судьбе, - тянет Пак и заливисто смеется, скрывая за этим смехом все те нервы и эмоции, которые хочется выплеснуть.

- Чертов фаталист! - привычно цокает Бён.

- Мне не нужны миллионы вероятностей, - наклонившись, шепчет ЧанЁль. - Всё, что мне нужно — лишь капля уверенности. А я уверен в том, что мы еще встретимся, - и снова касание губ и рваный выдох, от которого медленно сносит крышу.

Ёль целует властно и страстно, тягуче медленно, будто бы запоминает вкус любимых губ. В конце концов, он уверен в том, что вещи или люди, которые единожды пришли в соприкосновение друг с другом, будут взаимодействовать и дальше, на расстоянии после прекращения контакта — между ними завязалась ниточка, а то и тугая резинка, которая в один момент не выдержит и притянет их друг к другу.
* * * *

Эпиграф.
Даже спустя год Пак ЧанЁль не может поверить в то, что в его жизни появился кто-то, кого он может любить сильнее, чем путешествия и весь этот мир вместе взятый. И он точно знает, что если бы кто-то поставил его между выбором: мир или Бён БекХён, - он, не задумываясь, выбрал бы последнего, даже если за этим последуют не самые желаемые последствия.
За это время он повидал многих и многое, узнавал новое и старое, о чем просто мог позабыть, но единственное, что он не мог выпустить из своей памяти — неповторимый вредина с самыми красивыми длинными и тонкими пальцами. И каждый день сердце больно сжималось, а на губах проступала грустная улыбка, когда на экране сенсора Пак видел старую и такую теплую фотографию, где на его плече спит БекХён, убаюканный старым и добрым трамваем из Портленда. Как он мог упустить его?....

ЧанЁль не знает, почему внутри все так трепетало, когда знакомый июль приближался к нему на календаре, и зачем он купил билеты в этот город Роз и грез — Портленд, на те же числа, что год назад. Он просто хочет верить во что-то невероятное и волшебное, поэтому, поддавшись какому-то внутреннему импульсу и мысли, что история идет по кругу, направляется в знакомый отель на четвертой авеню в северо-восточном районе.

На часах еще нет девяти утра, только-только стрелки медленно подползают к этим числам, поэтому ЧанЁль широко улыбается от всех тех чувств, что накрывают его с головой, от которых хочется смеяться, кричать и плакать одновременно, когда он видит у ресепшена что-то такое знакомое и дико любимое. Ноги заметно тяжелеют, а сердце просто бьется с бешеной скоростью.

- Здравствуйте! Можно номер для молодоженов на имя Пак ЧанЁля и Бён БекХёна? - немного дрожащим от волнения голосом произносит Ёль, обгоняя знакомый силуэт.

А Бек готов развернуться лицом к этому выскочке, уткнуться носом ему в грудь и прокричать: «что ты так долго, идиот!», но вместо этого он просто заливается краской и улыбается самой глупой улыбкой, которая, наверное, еще более дурацкая, чем та заразная у ЧанЁля. А еще, он бы накинулся на того прямо сейчас с поцелуями и объятья, но...

- В сопливых мелодрамах влюбленные находят друг друга в яркой Венеции, а потом страстно целуются на узких улочках, скрываясь от людей, или в романтичном Париже на мосту к острову Сите, а я тебя нашел в богом забытом Портленде, черт возьми! В каком-то Портленде! Ты понимаешь, Бён БекХён? - страстно жестикулируя, чуть ли не кричит на весь номер Пак. - Жизнь интереснее любого кино! - А потом он просто притягивает за запястье уже своего БекХёна и бесцеремонно целует, кусая чужие губы, жадно хватая легкими портлендовской воздух в гостиничном номере.

И если бы губы Бека не были заняты губами ЧанЁля, он бы, наверное, сказал, что «Путешествие в тысячу миль начинается с одного единственного шага», а потом бы добавил, что их путешествие только-только начинается.

Истории можно писать по-разному, будто бы разными ручками или карандашами в конспектах, поэтому Бён писал свою историю пером, а после встречи с Паком написал продолжение раскаленным клинком шпаги, выводя все до единой детали в своем сердце.